Карательная психиатрия (репрессивная психиатрия) — публицистический термин для описания возможных злоупотреблений в психиатрической практике, использования психиатрии в немедицинских целях, осуществляемого для поддержания авторитарной власти[1][нет в источнике]. Был распространен в среде правозащитников[2].
Содержание |
Общепринятого определения использования психиатрии в политических целях нет. Исходя из определения слова "политика" в БСЭ,[3] использование психиатрии в политических целях можно определить как использование психиатрии в целях удержания и использования государственной власти против групп людей, объединенных общими ценностями и интересами (политическими, религиозными и любыми другими).
Существуют и другие определения. Согласно мнению голландского правозащитника Роберта ван Ворена[4],
политическим злоупотреблением психиатрией называется злоупотребление психиатрическим диагнозом, лечением и содержанием в изоляции в целях ограничить фундаментальные права человека для определённых лиц или групп в данном обществе. Эта практика свойственна преимущественно, но не только странам, находящимся под властью тоталитарных режимов. При данных режимах нарушения прав человека в отношении тех, кто находится в политической оппозиции государству, часто вуалируются под видом психиатрического лечения. В демократических обществах политическому злоупотреблению психиатрией подвергались «изобличители» косвенно нарушающих закон методов, используемых крупными корпорациями.
Оригинальный текст (англ.)political abuse of psychiatry refers to the misuse of psychiatric diagnosis, treatment and detention for the purposes of obstructing the fundamental human rights of certain individuals and groups in a given society. The practice is common to but not exclusive to countries governed by totalitarian regimes. In these regimes abuses of the human rights of those politically opposed to the state are often hidden under the guise of psychiatric treatment. In democratic societies ‘whistle blowers’ on covertly illegal practices by major corporations have been subjected to the political misuse of psychiatry.
Некоторыми авторами применяется термин карательная психиатрия, сходный по смыслу с использованием психиатрии в политических целях. Например, согласно мнению российского правозащитника Александра Подрабинека, посвятившему ей свою книгу «Карательная медицина»: «…карательная медицина — орудие борьбы с инакомыслящими, которых невозможно репрессировать на основании закона за то, что они мыслят иначе, чем это предписано.»[5] В. Буковский и С. Глузман в 1975 году указывали на идеологическую основу этой практики: «Использование в СССР в качестве карательной меры психиатрии зиждется на сознательном толковании инакомыслия (в известном смысле этого слова) как психиатрической проблемы».[6] По замечанию Юрия Савенко «карательная психиатрия — это не какой-то особый предмет, не какая-то особая психиатрия, а явление, возникающее в тоталитарных странах со многими прикладными науками, которые вынуждены обслуживать нередко преступный режим»[7].
По мнению ряда правозащитников неоправданная репрессивность психиатрии может обусловливаться следующими факторами
:Карательная психиатрия возникает в тех странах, где существовал или существует авторитарный режим и действуют три основных фактора, выделенные Юрием Савенко:
В настоящее время в России вновь наблюдается тенденция к полному огосударствлению психиатрической службы[26].
Другой формой использования психиатрии в немедицинских (в том числе политических) целях является так называемая «оправдательная психиатрия»[27]. К ней относят[27]:
Симуляция в целях избежать уголовного наказания — распространённое явление, благодаря тому что система судебной психиатрии открыта для коррупции; в некоторых случаях влиятельные преступники «покупают» себе ложный диагноз, чтобы избежать длительного тюремного заключения[28].
До настоящего времени некоторые номенклатурные функционеры, причастные к злоупотреблению психиатрией, отрицают, умаляют или оправдывают его тем, что на их взгляд, это была не карательная, а оправдательная психиатрия[29]. Чаще всего приводят один аргумент: инакомыслящих признавали невменяемыми якобы с благородной целью — спасти их от тюрьмы[30][31]. Правозащитница Наталья Горбаневская отмечает по данному поводу, что этот распространённый, использовавшийся в том числе профессором Лунцем аргумент не имеет ничего общего с действительностью: участвуя по долгу службы в работе комиссий, которые решали вопрос о переводе из больницы специального типа в больницу общего типа, на продолжение принудительного лечения в смягчённых условиях, Д. Р. Лунц не мог не знать, что условия, в которых содержались диссиденты, существенно не отличались от тюремных (тюремные стены, тюремная охрана, тюремный режим) — разница лишь в том, что в обычной тюрьме не лечат ни электрошоком, ни инсулиновым шоком, ни психотропными препаратами[31].
В США карательная психиатрия применялась с конца 1940-х до конца 1950-х годов во время гонений на левую интеллигенцию и антикоммунистической истерии[32]. В психбольницах лечили нейролептиками тех, кто выказывал сочувствие к коммунистическим идеям, но при этом не состоял ни в каких коммунистических организациях[32][неавторитетный источник? 99 дней].
Программа эвтаназии Т-4, созданная в нацистской Германии на основе евгеники 1920-х годов, предусматривала «очищение» арийской расы от так называемых «неполноценных элементов», прежде всего пациентов психиатрических клиник[33][34][35]. Число убитых к моменту формального закрытия операции (1941 г.) составило 70 тысяч человек; однако с 1942 по 1945 год массовые убийства продолжали совершаться: так, тысячи пациентов умерли в результате введения скополамина; около миллиона человек погибло от голода[33].
Сегодняшняя китайская психиатрия сложилась в 50-х годах XX века, вобрав в себя весь опыт советской психиатрии. В настоящее время в Китае применяется собственная Классификация психических расстройств третьего пересмотра, разработанная Китайским обществом психиатрии и опубликованная на китайском[36] и английском (Chinese Classification of Mental Disorders, или CCMD-3). Несмотря на то, что DSM и психиатрический раздел МКБ с каждым пересмотром расширяются, постепенно приближаясь к Китайской классификации психических расстройств, в ней рамки психических расстройств остаются гораздо шире, чем в других классификациях, граница между психической патологией и нормой оказывается значительно смещенной в сторону нормы, и в число психически больных попадает больший контингент граждан. Это происходит за счет введения дополнительных диагностических критериев и понятий. Широкое признание и развитие получила концепция вялотекущей шизофрении, разработанная советским академиком Снежневским в Институте им. Сербского[37]. Впоследствии к ней были добавлены «параноидальный психоз», «мания сутяжничества» и «политическая мания». Диагноз «политическая мания» выставляется тем лицам, которые участвуют в пикетах и высказывают взгляды, идущие вразрез с общепринятой идеологией[37]. В стране действует широкая сеть лечебниц, называющихся «анькан» — по-китайски «мир и здоровье». С 80-х годов это слово стало ассоциироваться с карательной психиатрией. В лечебницах диссиденты содержатся вместе с преступниками, признанными невменяемыми[37]. В 2002 году при поддержке Human Rights Watch вышла посвященная китайской карательной психиатрии книга Робина Мунро «Опасные умы: Политическая психиатрия в Китае сегодня и ее корни, идущие из эпохи Мао»[38]. В 1999 году коммунистическое правительство Китая начало массовые репрессии последователей практики Фалуньгун (Фалунь Дафа), возникшей в Китае в начале 1990-х годов и заключающейся в обучении технике медитации путём физических упражнений для улучшения физических и нравственных качеств человека. Растущая популярность этой практики дала китайскому правительству повод для опасений утратить идеологический контроль над её последователями и стала причиной их преследования. На сайте Минхуэй описано 5259 случаев преследования путём помещения в психиатрические больницы[39][40].
Изначально на Руси психиатрия использовалась для борьбы с противниками церкви.
«В киевском государстве IX–X веков существовала специальная организация призрения „нищих, странных и убогих людей“. По указу киевского князя Владимира в 966 году на церковь возлагалась обязанность за счет „десятины“ княжеских доходов устраивать в городах „странноприемницы, сиротские, вдовьи дома и больницы“. Эти „странноприемницы“, видимо, и были первыми, правда, весьма своеобразными психиатрическими больницами на Руси. Они устраивались при монастырях, многие монахи-врачеватели прославлялись в лике „чудотворцев“ за то, что „исцеляли бесных и имели дар внушать то, что они хотели, помимо воли тех, кому они делали внушение“ <…> К концу XI века призрение больных в монастырях Киевской Руси, вероятно, было довольно хорошо организованно. Согласно „Русскому летописцу по Никонову списку“, среди „разных монастырских строений имелась и „крепкая теминца“ для злых еретиков и беспокойных психически больных“. Славяне с большой терпимостью относились к волхвам и чародеям, многие из которых были помешанными. Высшее духовное лицо на Руси, митрополит Иоанн (IX век) проповедовал: „занимающихся чародейством необходимо наставлять не раз, не дважды, но непрерывно, пока узнают и уразумеют истину, а при закоренелости их действовать и телесными наказаниями, но не проливать крови“ <…> На высочайшем Стоглавом соборе, созванном в 1551 году, было сказано, что „бесных“ и „лишенных разума“ надлежит помещать в монастыри, чтобы они могли „получать вразумление и приведение в истину… дабы не быть помехой для здоровых“»— Александровский, Ю.А. Человек побеждает безумие. — М., 1968. — 152 с., ил.
Только с указом Петра I стали создаваться нецерковные психбольницы.
С момента своего возникновения светская психиатрия в России служила интересам властей и использовалась для дискредитации и устранения граждан, не разделявших официальной идеологии. Одним из первых людей, для дискредитации которых власти воспользовалась услугами врачей-психиатров, был знакомый Александра Пушкина Пётр Чаадаев, опубликовавший в 1836 году в журнале «Телескоп» своё первое «Философическое письмо»[41]. В связи с этим письмом Сергей Уваров направил императору Николаю I доклад, отметив, что оно «дышит нелепою ненавистью к отечеству и наполнено ложными и оскорбительными понятиями, как насчет прошедшего, так и насчет настоящего и будущего существования государства». В резолюции, которую наложил на докладе Уварова Николай I, ознакомленный со статьей Чаадаева, говорилось: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной безсмыслицы, достойной умалишённого…». «Расстройство ума» Чаадаева стало предметом письма шефа жандармов Александра Бенкендорфа московскому военному генерал-губернатору князю Дмитрию Голицыну. В ней Бенкендорф пишет, что статья Чаадаева возбудила всеобщее удивление у московских жителей, и они изъявляют своё искреннее сожаление о постигшем Чаадаева расстройстве ума. Бенкендорф добавляет, что получены сведения, что чувство сострадания о несчастном положении г. Чеодаева единодушно разделяется всею московской публикой[5]. Таким образом, Бенкендорф сообщает, что отношение к Чаадаеву как к сумасшедшему сложилось у «всей московской публики», но не включает в неё, в частности, таких деятелей культуры, как Пушкин, Белинский и Герцен, которые умалишённым Чаадаева не сочли. Однако на письме Бенкендорфа Николай I написал: «Очень хорошо». После этого Чаадаев был признан врачами-психиатрами умалишённым, а журнал «Телескоп» был закрыт[5]. Чаадаеву было дано распоряжение неотлучно находиться дома под медицинским надзором и назначено принудительное психиатрическое «лечение». Самым распространённым методом «лечения» в то время было литьё ледяной воды на голову с целью охладить воспалённый рассудок. Возможность выходить из дома на прогулки Чаадаев получил только 30 октября 1837 года, когда на доклад Голицына о прекращении «лечения» Чаадаева Николай I наложил следующую резолюцию: «Освободить от медицинского надзора под условием не сметь ничего писать». Однако наносить визиты Чаадаеву было запрещено до конца жизни, его продолжали считать сумасшедшим и опасаться[42]. Существует легенда, что врач, призванный наблюдать его, при первом же знакомстве сказал ему: «Если б не моя семья, жена да шестеро детей, я бы им показал, кто на самом деле сумасшедший». Эта фраза стала крылатой — так саркастически «объясняют» предательство и подлость. История Чаадаева свидетельствует о том, что врачи-психиатры, появившиеся в России, способствовали своей работой укреплению самодержавия, крепостничества и власти Николая I, а также пользовались его особым расположением и государственной поддержкой, в результате чего их количество начало возрастать.
Правозащитники и ряд врачей-психиатров (в частности, Независимой психиатрической ассоциацией России и её президент Ю. Савенко) утверждают, что психиатрия в Российской Федерации используется для преследования религиозных меньшинств. По некоторым источникам, позицию Независимой психиатрической ассоциации по этому поводу разделяет также Американская психиатрическая ассоциация[43].
Одним из первых был судебный процесс против Аум Синрикё, который начался ещё до получения информации о первых террористических актах, совершавшихся этой организацией[44][45]; в обвинительных заключениях звучали формулировки о «причинении грубого вреда психическому здоровью и деформации личности». Данные формулировки, по оценкам экспертов, выступающих на общественных началах, не получили тщательного обоснования[45].
По словам Юрия Савенко, поводом для использования психиатрии против религиозных меньшинств, начавшегося с 1995 года, послужил доклад проф. Ю.И. Полищука, в котором был сделан вывод о «грубом вреде психическому здоровью», наносимом различными религиозными организациями[46]. Данный доклад был разослан во все прокуратуры страны и ректорам учебных заведений, несмотря на то, что не только НПА, но и Российское общество психиатров доклад подчёркивали его научную несостоятельность: все вменявшиеся случаи нездоровья, суицида, распада семьи и т.п. оказывались намного более частыми в общей популяции, чем в преследуемых религиозных организациях[46]. После того как в прокуратуры всех регионов страны и ректорам высших и средних учебны было разослано информационное письмо с тезисом о «грубом вреде психическому здоровью», наносимом новыми религиозными движениями, руководителям психиатрических учреждений и кафедр высказывались соответствующие рекомендации, когда им поручались экспертизы по религиозным делам[47]. В середине 1990-х годов две действующие в России профессиональные психиатрические организации — Российское общество психиатров и Независимая психиатрическая ассоциация России — пришли к заключению, что доводы о причинении религиозными организациями вреда психическому здоровью являются научно необоснованными[48]. В 1996 году Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского создал группу «По изучению деструктивного действия религиозных новообразований» и назначил её руководителем своего сотрудника заслуженного врача РФ, доктора медицинских наук, профессора Фёдора Кондратьева[45][49].
В 1998 году вышла брошюра «Введение в сектоведение. Учебное пособие к курсу “Сектоведение”»[50], написанная Александром Дворкиным на основе его курса лекций по сектоведению в Православном Свято-Тихоновском богословском институте. По мнению юриста, сопредседателя Института свободы совести С. Бурьянова[неавторитетный источник?], «новейшие» тенденции в сфере «взаимодействия» РПЦ и «силовых ведомств» ведут к обострению религиозной нетерпимости[51]. В этом движении Русская православная церковь и Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, по оценкам Савенко, «объединили свои силы против различных проявлений религиозного инакомыслия, убедительно продемонстрировав, что способны объединиться и против любого политического инакомыслия»[47][52].
В 1999 году Кондратьев при участии Русской православной церкви опубликовал брошюру «Современные культовые новообразования («секты») как психолого-психиатрическая проблема»[44], где заявлял, что идеология всех «культовых новообразований» направлена на деструкцию национальной духовности и её замену собственной системой ценностей. Традиционные религии, по утверждению Кондратьева, носят характер «духовной симфонии» (представления, имеющего многовековую историю) в отношениях с государством, культовые новообразования же противостоят его интересам в пассивной или активной форме вплоть использования своих адептов в шпионских и террористических актах[44]. В той же брошюре Кондратьев делает вывод, что, хотя «Всеобщая Декларация Прав Человека» и Конституция Российской Федерации уважительно относятся к догматам тех или иных религий, не допуская дискриминации человека, добровольно выбравшего своё вероисповедание, тем не менее «тоталитарные неокульты, исходя из сущности доктрин и методов их навязывания, лишают своих адептов свободы религиозного самоопределения» и нарушают тем самым одно из основных положений «Всеобщей Декларации Прав Человека» и Конституции РФ[53][54].
Попытки религиозных меньшинств «провести на выборах 1999 года в Государственную Думу и в региональные законодательные органы своих представителей» вызвали у Кондратьева особую тревогу, о которой он заявил в брошюре «Проблема религиозных культовых новообразований (“сект”) в психолого-психиатрическом аспекте»[55].
В 1999 году Независимая психиатрическая ассоциация выразила свою озабоченность фактами использования психиатрии против религиозных меньшинств в «Открытом письме НПА Генеральной Ассамблее XI конгресса ВПА». Подчёркивая свою ответственность за совершаемый этим шаг, авторы письма в нём отмечали, что они считают необходимым обратить внимание Генеральной Ассамблеи ВПА на очередное широкомасштабное использование психиатрии в немедицинских целях, возобновившееся в России с 1994—1995 гг. и направленное на подавление уже не инакомыслящих, а инаковерующих[56][57]. Данное письмо завершалось адресованным ко Всемирной психиатрической ассоциации предложением принять текст Обращения со словами о её обеспокоенности инициацией многочисленных судебных исков к различным религиозным организациям в России за якобы «причинение ими грубого вреда психическому здоровью и болезненное изменение личности» и выразить в нём солидарность с позицией Независимой психиатрической ассоциации России и Российского общества психиатров относительно недопустимости вовлечения психиатров в проблемы, выходящие за пределы их профессиональной компетенции[56][57].
Несмотря на то, что предложенное обращение принято не было, позицию НПА по вопросу об использовании психиатрии против религиозных меньшинств поддержали ряд членов Российского общества психиатров[56] и Американская психиатрическая ассоциация[43]. Её представитель Элен Мерсер дала понять, что оправдывающая преследование религиозного свободомыслия позиция Российского общества психиатров может стоить ему членства во Всемирной психиатрической ассоциации[43].
В 2004 году Московская Хельсинкская группа опубликовала доклад «Права человека и психиатрия в Российской Федерации» со статьёй Юрия Савенко «Тенденции в отношении к правам человека в области психического здоровья», в которой он выразил свою озабоченность многочисленными судебными процессами, проходившими по всей стране в течение последних семи лет и курировавшимися специально созданной в 1996 году в Центре им. Сербского группой проф. Ф.В. Кондратьева по изучению деструктивного действия религиозных новообразований[49]. По словам Юрия Савенко, дело дошло до судебных исков фактически за колдовство. После того как была показана несостоятельность первоначальных исков «за причинение грубого вреда психическому здоровью и деформацию личности», их сменили иски с новыми формулировками: «за незаконное введение в гипнотическое состояние» и «повреждение гипнотическим трансом», а затем «за незаметное воздействие на бессознательном уровне»[49]. В том, что увлечение иноверием воспринималось не как допустимое естественное чувство, а как следствие тайной злодейской технологии, обнаружилась, по словам Юрия Савенко, самопроекция неизжитого тоталитарного сознания, для которого все управляемо, регулируемо, а собственная практика такого рода представляется универсальной. Юрий Савенко делает вывод о том, что получивший хождение термин «тоталитарные секты» не только безграмотен с религиоведческой точки зрения, он как раз — плод тоталитарного сознания[49].
Мнение, что новые религиозные движения оказывают вред психическому здоровью населения, оспаривалось[58]. Юрий Савенко отмечал, что на фоне развала института семьи, распада социальных связей, на фоне наркомании и алкоголизма положение аумовцев, мунитов, иеговистов или, в особенности, пятидесятников-харизматов выглядит «как оазис благополучия»: у членов «сект» обычно крепкие семьи, полное отсутствие алкоголизма и наркомании, психологический комфорт, возникающий на основе сильно развитой солидарности[45].
22 апреля 2004 года на заседании диссертационного совета Д-203.002.03 при Академии управления МВД России состоялась защита диссертации на степень кандидата философских наук «Сектантство как социальный феномен (исследование в среде осужденных к лишению свободы)», автор которой предлагал рассматривать «адептов сект» как потенциальных преступников, травмированных личностей и подвергать их длительному лечению[52].
В начале 2004 года Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского провёл конференцию по проблеме манипулирования сознанием, на которой одной из главных задач психиатрии называлась борьба с «тоталитарными сектами»[45].
В марте 2004 года районный суд в Москве распустил религиозную общину «Свидетели Иеговы» и запретил её деятельность[59]. Организация была признана виновной, в частности, в побуждении граждан не исполнять гражданские обязанности, отказе по религиозным соображениям от медпомощи, в побуждении к самоубийству, покушении на здоровье, в нарушении прав и свобод граждан, побуждении верующих порвать с их семьями, привлечении несовершеннолетних в религиозную организацию против их воли и без разрешения родителей[59]. 10 июня 2010 года решение российского суда о роспуске религиозной общины Свидетелей Иеговы в Москве было признано незаконным Европейским судом по правам человека, который обязал Россию выплатить потерпевшим 70 тысяч евро[59][значимость не указана 822 дня][60][нет в источнике][61][неавторитетный источник?].
В настоящее время судебные процессы над религиозными меньшинствами продолжаются[62].
Юрий Савенко приходит к выводу о том, что борьба с «тоталитарными сектами», которая шла на протяжении последнего десятилетия, стала первым крупным рецидивом использования психиатрии в политических целях в постсоветской России[47][58].
Данный рецидив продемонстрировал, насколько сильно психиатрия подвержена влиянию политических факторов и насколько легко она может использоваться в политических целях
.В настоящее время иногда власти России обвиняют в том, что они возвращаются к практике использования карательной психиатрии против инакомыслящих[63][64][65]. В качестве одного из примеров называется госпитализация Ларисы Арап в июле 2007 г.. В марте 2009 г. в психиатрическую больницу №6 Санкт-Петербурга был принудительно помещен создатель и администратор нескольких оппозиционных групп в социальной сети «В контакте» Вадим Чарушев. После привлечения внимания к этому он был освобождён менее чем через месяц[66][67]. В 2012 г. суд в Петрозаводске постановил направить на стационарную психиатрическую экспертизу обвиняемого в разжигании религиозной розни блогера и правозащитника Максима Ефимова, который затем скрылся.[68][69][70]
Психиатрия нередко используется с целью отъёма имущества (как правило, жилплощади) и т. п. Примером такого случая является дело Валентины Сильченко[71].
В публикациях правозащитников многократно отмечались случаи недобровольного помещения в российские психиатрические больницы лиц, не соответствующих критериям недобровольной госпитализации, обозначенным в законодательстве, из-за бытовых конфликтов[72][73], а также по причине политических взглядов[73][74] или религиозных разногласий[72]. К примеру, 28 мая 2009 года на интернет-сайте Радио «Свобода» была помещена статья, обвиняющая психиатров одной из психиатрических больниц Екатеринбурга в нарушении права на свободное вероисповедание.[75]
Использование психиатрии в политических целях.